Не то и не так” - таково ныне главенствующее общественное настроение по отношению к власти. “Букет реформ”, преподнесенный восторженному электорату, оказался с шипами. Лето 2004-го прошло в законодательной горячке, а осенью появились первые ласточки народного недовольства — на Горбатый мост у Дома Правительства в Москве вышли сначала студенты, потом педагоги и ученые. Протестовали против ожидаемых реформ образования и науки. Митинги пенсионеров, не довольных монетизацией, на время заслонили предмет осенних волнений (впрочем, весьма умеренных и, что важно, санкционированных самой властью). Однако же “собаки лают, караван идет”. Пакет правительственных предложений по реформированию образования и науки скоро поступит в Государственную Думу. Трудно не согласиться с мнением, что “от того, как будет проходить эта реформа, от того, к каким результатам она приведет, будет зависеть, какой будет наша страна завтра” (заместитель Председателя Государственной Думы Георгий Боос). Контуры очередной модернизации отрасли уже достаточно ясны — этому вопросу было посвящено заседание Правительства. Попробуем разобраться в том, что нас ожидает и к каким последствиям это может привести страну.

По просьбам трудящихся

Параллельное сосуществование власти и народа — вещь для России более-менее привычная, однако же власть всегда свои намерения должна выдавать за чаяния народа, чтобы придать вид легитимности своим действиям. К сожалению, этот прием был использован и при проведении упомянутой реформы.
Так, министр образования и науки РФ Андрей Фурсенко последние перемены объясняет “требованиями масс”. Реформа, оказывается, была затеяна “по просьбам трудящихся”: “…Времени нет, потому что наука находится в критическом положении. Все ученые взывают: необходимо срочно спасать науку” (из интервью газете “Известия”). Но так ли это? Валерий Черешнев, человек в ученом мире не последний, председатель Уральского отделения РАН, например, утверждает следующее: “Наши дни не сравнить с периодом 1992—1996 годов. То было время полного развала, люди по два-три месяца не получали зарплату. Сейчас наука приобрела опыт, и хотя систему периодически расшатывают извне, наука, как живой организм, научилась группироваться, перестраиваться, уходить от опасности”. А на вопрос корреспондента “Если бы вы были всемогущим, что сделали бы для науки?” ученый отвечает: “Оставил бы в покое минимум лет на пять. Наука делается в тиши, ей нужны цель и честно заработанные деньги. Будь я всемогущим, запретил бы науку дергать, что ни год реформировать. Пожилые люди в ужасе: “Нас выгоняют? Но мы же еще можем…” А на них смотрят ученики и думают: надо уезжать. Почему люди должны изворачиваться, чтобы служить своей же стране?”
Вопрос риторический, но мы все-таки попытаемся попозже на него ответить, а пока заметим, что и перемены в образовании чиновники оправдывают таким же образом! Этот же мотив: школьная реформа нынче появилась потому, что вы ее “сами просили”, прозвучал и из уст Исаака Калины, директора Департамента государственной политики в сфере образования, в чьих руках ныне реально и находится наша школа. На одном из ведомственных собраний он заявил, что теперешние “Приоритетные направления…” развития отрасли адаптируют прежние госнамерения, “учитывая мнения потребителей образовательных услуг — учащихся, родителей, работодателей”.
Зато в министерских документах, которые были представлены в Правительство, в качестве “проблем” реформы были указаны “отсутствие у работников сферы образования мотивации к участию в преобразованиях” и “низкое общественное участие в проводимых образованиях”. Так хотят или не хотят трудящиеся платного образования?! Видимо, одна из задач государственных институтов ныне состоит в том, чтобы убедить население, что да, оно достаточно богато для того, чтобы жить без льгот, платить за школьное образование и поликлиническое обслуживание.

Куда идем?

Но допустим, что наши “верхи” занимаются ложью во спасение, внушая своим гражданам, что те сами хотят реформ. Потому что чиновники “хотят как лучше”, и, более того, они, как добрые “пастыри”, ведут заблудшее “стадо” если уж не к Царству Божьему на земле, то уж по крайней мере к большой и общественно значимой цели.
Какой же? И вот тут возникает очередное недоумение. Люди, давно и профессионально занимающиеся образованием, более того, искушенные в чтении государственных бумаг (а не пресловутые “кухарки”), тщетно пытаются в тумане чиновничьего новояза выловить цель затеянных реформ.
Приведем несколько высказываний по этому поводу.
Валентина Иванова, заместитель председателя профильного Комитета Государственной Думы: “Мы не нашли в этих документах ответа на вопрос, как будет общество участвовать в воспитании молодежи в самом широком понимании этого слова. Разве это не приоритет сферы образования?”
Алексей Чернышев, еще один заместитель председателя Комитета Государственной Думы по образованию и науке: “У нас нет ни анализа, ни прогноза на будущее. Мы не знаем, откуда мы идем, куда мы идем и с чем мы идем”.
Уже упоминавшийся Валерий Черешнев: “Нужно проводить последовательную политику и в образовательной, и в научной сфере. Хватит нам шараханий. Приходим в сентябре и узнаем, что сформирована новая концепция, трансформация науки. Зачем это делать?”
Владислав Зинченко, заместитель губернатора Томской области: “Мы настолько увлеклись разделением полномочий, что забыли о том, что есть национальные цели и задачи”.
Олег Смолин, первый заместитель председателя профильного Комитета Государственной Думы: “Прочитав правительственный документ “Перспективы отечественного образования”, внятного представления о перспективах не получат ни родители, ни школьники, ни студенты, ни образовательное сообщество, ни общество в целом”.
Не будем упрекать закоперщиков реформ в скрытом троцкизме (“цель — ничто, движение — все”) или в чиновничьем зуде бумаготворчества, дабы оправдать “разделение полномочий”. Для начала попробуем выяснить мотивировку реформ.

Вторая перестройка

Понятно, что объяснять столь масштабные изменения сразу в двух системах только лишь “требованиями масс” было бы не вполне солидно. (Тем более что единственная громкая “просьба трудящихся” ныне — оставить народ в покое, погодить с “экспериментами”.) Поэтому для реформы науки было выдвинуто следующее обоснование. Андрей Свинаренко, заместитель министра образования и науки РФ: “Темпы развития и структура научного и инновационного потенциала российского сектора исследовательских разработок не позволяют удовлетворять растущий спрос на технологические инновации со стороны корпоративного сектора экономики и системы обеспечения национальной безопасности. Тенденция развития сектора исследований разработок соответственно не обеспечивает необходимого уровня конкурентоспособности на мировом рынке”. Если перевести с чиновничьего языка на русский, то мысль А. Свинаренко такова: наука в державе нашей не поспевает за бурно растущей экономикой! Мы бы давно “догнали и перегнали”, если бы не отсталые ученые, которые своими убогими идеями и разработками только компрометируют Россию в мировом соревновании интеллектов.
Впрочем, тут же возникает вопрос: если русские столь неконкурентны, то разве “утечка мозгов” приобрела бы тогда характер национального бедствия?! Перспективные ученые бегут в Штаты, бегут в Европу и по сей день. Сорос ведь не в Зимбабве активно строил “открытое общество”, отслеживая лучших учителей, студентов, преподавателей и ученых, а у нас! Кроме того, именно в “неконкурентную” Москву разборчивые и прагматичные китайцы и по сей день едут получать качественное образование. Только в МГУ их сегодня две тысячи, что в четыре раза больше, чем в период нашей былой социалистической дружбы. А для южнокорейцев химические и физические институты Урала и Сибири — “дом родной”: не проходит и недели, чтобы Россию не посетила очередная делегация любознательных азиатов. Индия, известная своими колоссальными успехами в продаже высоких технологий, за образовательным математическим “фундаментом” едет опять же к нам. А все потому, что как раз по инновационному потенциалу мы входим в десятку сильнейших стран мира.
К тому же еще 10 лет назад Институт прикладной математики РАН им. Келдыша провел исследования, которые четко предсказали: инновации работают только в том случае, если есть восприимчивый к этому промышленный механизм. Но если нет экономики, если страна “не слезает с трубы”, какие могут быть инновации?!
Вот и Валерий Козлов, вице-президент РАН, с горечью заметил, что “у нас почти полностью разрушен сектор прикладной науки, крайне низок спрос производственного сектора на новые знания”.
Понятное дело, что мотивировка “экономика у нас хорошая, а наука — плохая” не выдерживает никакой критики. По существу, мы являемся сегодня свидетелями второй, более локальной и “тихой” перестройки, когда страну “переформатируют” по отраслям. Кстати говоря, один из подлинных мотивов реформы озвучил Ярослав Кузьминов, ректор ВШЭ-ГУ: “Сегодня у нас в Москве и Петербурге достаточно большой избыток объектов собственности. Давайте эту собственность заберем, она у научных организаций лишняя, у Академии наук лишняя, в университетах лишняя и т. п.”. Просто и без затей! То, что подобная схема может использоваться и в образовании, предположил А. Чернышев: “Мы говорим: на федеральном уровне у нас останется 100 ведущих вузов. А что же будет с другими? Нас заверяют, что приватизации не будет. А все произойдет так же, как и с промышленностью. Будет перенос на региональный уровень, у территорий денег нет, и постепенно вузы уйдут в частные руки. Но уйдет не интеллектуальный потенциал, который там имеется, а здания и земля. А интеллектуальный потенциал растворится”.
Но не в этом ли и состоит подлинная цель реформы?!

Монетизация образования

Надо сказать, что подводка к тому, что перемены подобного рода нужны и в образовании, сделана более тонко. Тут мы отдадим должное казуистическим способностям главного идеолога школьных модернизаций последнего времени Я. Кузьминову.
По ВВП на душу населения мы отстаем от европейских стран примерно в 3,5 раза, а по финансированию образования в 7—8 раз. Госбюджет дает средств нашему образованию не только меньше, чем в любой стране ЕС (в процентном отношении), но и меньше, чем в Китае или Индии. Из этих данных, которые сам Я. Кузьминов и приводит, он делает совершенно неожиданный вывод: средства надо “влить”, но не из бюджета, а из карманов населения. То есть барон Мюнхгаузен, чтобы выбраться из болота, должен сам тащить себя за волосы! Ситуация абсурдная, но в нашей стране не безнадежная, уверяет ректор ВШЭ. Тем более что монетизация льгот и реформа ЖКХ показывают — сей путь возможен.
Виктор Садовничий, ректор МГУ, вышедший “в люди”, в академики, из далекого украинского хутора (советская власть бесплатно учила!), из простой семьи, ужасается: “Если мы доведем страну до того, что каждая семья будет платить за образование, мы совершим страшное преступление!” Ему, человеку старой генерации, платное общее образование в стране, где правящий класс даром (или почти даром) получил в свое распоряжение недра, предприятия и СМИ, затеянная “монетизация образования” кажется преступлением. Нашему Минобрнауки это же действо представляется прогрессивной и единственно возможной новацией. “Внедрение различных моделей снижения недельной нагрузки учащихся, легализация услуг дополнительного образования должны позволить увеличить зарплату учителей с опережением по отношению к росту бюджетного финансирования”, — уверяют министерские. То есть в школу фактически вводится всеобщая частичная платность (пока в пределах 25 процентов уроков) под лозунгом сокращения нагрузки. Но позвольте, не далее как весной 2004 года А. Фурсенко на слушаниях в Государственной Думе, посвященных здоровью школьников, удивлялся: в нынешних учебниках он не находит многих вещей, которые были во времена его детства. То есть книги уже упростили — и никакой перегрузки он тут не видит! Такая переменчивость суждений говорит о том, что никакой внятной собственной концепции развития школы у министра не было. Стремительная же “кристаллизация” реформы свидетельствует только об одном — Минобрнауки действительно работает “по просьбам”. Только не трудящихся, а тех, кто им противостоит.
Для проведения идеи “частичной платности образования” государству и “трехмиллионному образовательному сообществу”, по мысли Я. Кузьминова, надо “договориться”. И тогда, к 2010 году учитель в среднем должен будет получать 500 долларов (а в Китае при коммунистах он уже нынче получает тысячу “зеленых”!). “Договоренность”, видимо, предполагает, что учителя должны бурно приветствовать надвигающуюся реформу платности (и ни в коем случае не считать ее преступлением, как В. Садовничий). Как же, ведь денежки, “30 сребреников”, зазвенят в карманах!.. То, что у нас вот-вот достигнет пика демографическая яма и средства бюджета даже при прежних нормах должны по идее увеличиваться, то, что при нынешних намерениях властей “разгрузить школу” десятки тысяч учителей окажутся на улице, то, что все население при параллельном введении множества “монетарных” реформ окажется в положении “белки в колесе”, тщательно замалчивается в надежде, что “пипл все схавает” (терминология современных телезавсегдатаев). Каждый “грабит” каждого — разделяй и властвуй. О попранной Конституции, гарантирующей бесплатность общего среднего образования, нынче никто уже и не вспоминает.
Но продолжим изложение официальной мотивации происходящего. Одной из причин реформы Я. Кузьминов называет “нарастающее вырождение системы образования, постепенно расширяются очаги псевдообразования”. Может быть, под этим идеолог модернизации подразумевает неумеренно разросшуюся сеть частных вузов, где “заочно” можно стать и журналистом, и юристом, и экономистом? Но в развитие лжеобразования существенный вклад внесли именно государственные органы! И как раз в результате одной из “реформ” у нас в обилии возникли пресловутые “очаги”. Частные вузы, выдающие диплом государственного образца, например МГУ (“двойник” прославленного университета), гонят “вал”, обещая за 40 у. е. в месяц престижную “корочку”. Заметим, это не только санкционированная государством (именно оно выдает лицензию) обираловка граждан, но и сознательное размывание уровня образования. А очередное размывание будет требовать очередную “модернизацию” или “реформу”. Что мы ныне и видим.
Но как заметил Я. Кузьминов: “Не важно, чему учить. (!) Главное, правильно построить процесс обучения на всех его этажах, чтобы процесс шел”. И процесс пошел...

Цели явные и цели скрытые

А страна тем временем теряется в загадках: что происходит? К чему движемся? Почему буксуем? “Почему мы все время топчемся на месте? За эти же 15—20 лет Япония еще прибавила, Южная Корея ушла в далекий отрыв по всем инновациям”, — недоумевает В. Черешнев. Он же пытается разобраться в смысле происходящих реформ: “Государство должно вернуть себе целеполагание. Мы должны разработать стратегический национальный прогноз, то есть мы должны четко знать: что мы строим, какое государство?”
Но не надо думать, что если этой ясности нет в державных бумагах, то и цели у нынешних реформ, кроме замутнения смыслов, нет. Вернее, эти цели совершенно неприемлемы для нормальных здравомыслящих людей, но, видимо, открыть простую истину, что страну последовательно и весьма успешно “ведут” в определенном направлении, у многих просто не хватает духа.
Оттого, что нет четко заявленной цели, или оттого, что эта цель озвучивается “вполголоса”, и, наконец, потому, что она совершенно чужда 99 процентам населения, вовсе не значит, что этой цели нет. На образ будущего недавно намекнул Герман Греф.
Выступая в Совете Федерации, Г. Греф обозначил экономические перспективы России в случае вступления в ВТО. Нам уготованы роли “транспортного коридора” и “сборочного цеха”. Но зададимся вопросом: зачем “шоферам” и “слесарям” фундаментальная наука, собственные КБ и НИИ, качественное высшее образование и даже крепкая средняя школа? Ответ мы получим в откровениях А. Свинаренко. Он считает, что одним из ключевых направлений реформирования науки должно стать “проведение прикладных исследований по ограниченному числу приоритетных направлений”. То есть люди из “сборочного цеха” должны знать свое место в мировом разделении труда и не претендовать на поиски истины в фундаментальных исследованиях — “шибко умными будут!”. Кстати говоря, приоритеты будут определяться исходя из “оценок перспектив на глобальном рынке”, а также на основе “консенсуса между экспертами научного сообщества, бизнеса и государства”.
Опять же если вдаваться в конкретику, то “сборочному цеху” не нужно свое сельское хозяйство — при вступлении в ВТО “Европа нам поможет”, сбывая в Россию “излишки”. В связи с этим вполне объяснимы удары, которые уже нанесены нашей сельскохозяйственной науке. По словам Геннадия Романенко, президента Российской академии сельхознаук, Закон “О плате за землю” фактически разоряет отраслевые институты. Г. Романенко все еще уповает на разум: “Наша наука обеспечивает более 90 процентов сортов, выращиваемых в стране. Покупать семена за рубежом — переплачивать в 5—7 раз дороже!” Глас вопиющего в будущей российской пустыне: “Почему мы оценку делаем по тому, что можно продать? Есть обратная сторона медали — что не надо покупать! Ведь мы не покупаем семена! Цифра двухлетней давности такова: сколько продали нефти за 5 лет, столько купили продуктов питания. Но мы же можем половину производить в России, обеспечить рабочие места, загрузить промышленность производством современной техники! Почему мы продолжаем покупать те же окорочка не только в Америке, но теперь и в Бразилии и топим свое научное и производственное хозяйство в этом направлении?!”
Надо ли говорить, что Геннадий Романенко не дождется внятного ответа на свои вопросы? Наши “рулевые” рассуждают с точки зрения глобальных интересов мировой экономики. Народ России безжалостно брошен в топку “очага глобализма”.
В. Садовничий, не первый год упорно сопротивляющийся Болонскому процессу, в очередной раз заметил: “Мы понизим свой уровень образования, если слепо, не думая, будем следовать этой двухуровней системе”. Зачем нам копировать Запад? — недоумевает Виктор Антонович. Действительно, западные специалисты с их магистерскими или бакалаврскими дипломами к нам не бегут, а наших “спецов” из МИФИ, МФТИ или МГУ и нынче берут за милую душу по всему миру. Но министерский тезис о том, что “мы должны все время следить за конкурентностью наших выпускников вузов на мировом рынке”, подтверждает идею, что для нас сегодня главное — угодить Западу, обслужить его интересы. Министерский ключ, коим открывается ларчик реформы, — перемены в профессиональном образовании. Повторимся: для нашего будущего “сборочного цеха” нынешний уровень грамотности и профессиональной компетенции населения избыточен. В США, например, 20 процентов населения не умеют читать и писать и, по уверениям тамошних властей, вполне счастливы. Нынешний разрыв между уровнем жизни в России (в среднем бедным) и уровнем образования (высоким, по мировым меркам) рождает не только излишние социальные претензии и ожидания, но и тормозит окончательное установление “нового мирового порядка”, в коем России уготована незавидная роль.

Генерация знания и генерация совести

Внимательно изучая министерские документы, посвященные образованию, язык, которым они написаны, идеи, которые там изложены, трудно отделаться от ощущения, что люди, их подписавшие, сразу родились чиновниками-технократами. Или появились у нас откуда-то из туманности Андромеды. Складывается впечатление, что жизненные периоды “детство” и “юность” им совершенно не знакомы, а между тем именно на детях и молодежи они будут проводить свои “эксперименты” и “реформы”. Ужасающий технократизм!
По существу, наши “поводыри” уже ощущают себя инженерами в “сборочном цехе”, и у них напрочь отсутствует понимание, что люди, а тем более дети не металлические болванки, а учителя — не токари, которые нарезают болты.
Любимая идея министра А. Фурсенко, которую он не устает повторять, — это “опережающее развитие среды генерации знаний”. Общественность, ошарашенная новоязом, что называется, “плохо вслушивается”. То есть люди старой генерации все еще по старинке понимают образование как формирование нравственного человека, раскрытие его творческих и интеллектуальных возможностей, и понятное дело, что именно такой гражданин будет трудиться для приумножения национальных, культурных и государственных ценностей.
Но пора понять суть реформы образования и науки. Она направлена, во-первых, против человека, как такового. Адепты концепции “генерации знаний” считают, что человек ценен только информацией. При этом неважно, какова эта информация. Важен сам процесс ее обновления. Что же касается знаний, то это “отцензурированная информация”. А современный работник — носитель знания того или иного предприятия. В общем, человек становится придатком информационной “машины”.
В эпоху “генерации знаний” человек “генерации совести” не только не нужен, но и опасен, поскольку действует совершенно в иной системе координат. По большому счету, внедрение системы “генерации знаний” является мощным демографическим регулятором. Благополучная Финляндия уже нынче столкнулась с трудностями военного призыва — виртуальная зависимость сравнялась по своей опасности с наркозависимостью. Зато любовь Минобрнауки к избранной концепции такова, что под информатизацию образования мы и нынче заняли у добрых западных дядей 100 миллионов долларов. И это при том, что более трети российских школ нуждается в капитальном ремонте... Но что значит детское здоровье в сравнении с пресловутой “генерацией”?!
По большому счету, наши нынешние “поводыри” стали заложниками очень опасной, античеловечной мировой “игры”. В коей они только пешки. Что же касается богатеньких российских деток, то их развитие в духе “генерации знаний”, вне нравственности и духовности должно закрепить существующее положение дел, чтобы, не дай Бог, не возникли у нас новые Львы Толстые, призывающие к социальному равенству и отказу от собственности.
Антиутопия? Но, перефразируя Некрасова, можно сказать, что “жить в эту пору чудесную”, похоже, “придется и мне, и тебе...”.

2005 

Другие статьи, рассказы, эссе Лидии Сычёвой читайте здесь

Книги здесь или здесь