- Мужики, они и не знают, что это такое, - говорила Гале Пронченковой свекровь, ерзая под коровой и норовя ухватить за распухшие доенки, - а бабы, бедные, сколько переносют! Три раза подоить надо, харчи готовить. А зимой? С одной топкой сдуреешь... Да стой, курва! - Корова подняла заднюю ногу, явно намереваясь лягнуть хозяйку, отогнать ее от вымени. - Нет, ничего не получается!

Корова отелилась у Пронченковых вчера утром, переходив срок, и до сих пор ни разу не отдала молока. Вымя с правой стороны налилось и отяжелело, будто туда положили булыжник. Видимо, прикосновение к нему доставляло корове боль, и она всячески старалась оберечься, переступая слабыми после родов ногами и вертя печальной, упрямой головой.

- Давай телка подпускать, - скомандовала свекровь.

Галя, спотыкаясь и обреченно цепляясь за обтрепанный мотузок, пыталась затормозить движение голодного теленка, который сразу, будто караулил у дверей, перемахнул через порожек сарая и устремился к матери. Сил у новорожденного было, пожалуй, побольше, чем у Гали, и она опасливо подбирала ноги, остерегаясь матово-розовых, нежных на вид копытец. Телок таки дорвался к корове и с наслаждением, закрыв глаза, пуская лохматую молочную пену, припал к здоровой доенке. Молока не хватало, и время от времени он раздраженно, властно шырял головой вымя, требуя добавки. Мать мужественно терпела сыновью ненасытность и лишь изредка подавала жалобные утробные звуки.

- Забирай, - махнула рукой свекровь, пожалев корову. - Небось не подохнет. Наотголодь оно лучше.

С еще большими усилиями Галя отволокла теленка в сарай. Свекровь угрюмо чистила выгул.

- Надо врача звать, - как бы в никуда сказала Галя. - Пропадет же корова!

Свекровь молча раскидывала из чистого угла солому. Невестку она не полюбила с первого взгляда, хорошо понимая несправедливость своего чувства и всячески с ним борясь. Но поделать с собой ничего не могла. В Гале ее раздражало все: образованность (невестка работала в школе учительницей и, значит, как ни крути, была Алексею неровней); маленький рост - «Дюймовочку Пронченков взял», - слышала она как-то у магазина; а главное, то, что, старательно, хотя и неумело, помогая по хозяйству и высказывая почтение, невестка все же встревала в стратегические семейные решения. Вот и сейчас: Ромашка сроду после отела раздаивалась тяжело, понятно, что невестка намучилась, да и какая в ней сила при таком росте?! В последние месяцы Галя заметно подурнела, вокруг рта и на подбородке у нее высыпала мельчайшая розовая сыпь, и как она ни изощрялась, чем бы ни мазалась, болезнь не проходила. Денег же на притирки и присыпки, кремы и лосьоны было изведено пропасть. Вот и сейчас - мысль свекрови легко перескочила на параллельную колею - ветеринарше надо что-то давать. А зарплату молодые не получали с февраля, хотя нет, Алексей, кажется, с декабря. Пенсия не резиновая, на один хлеб нужны капиталы...

- Ладно, зови, - неожиданно для себя сказала свекровь. Она догадывалась о тяжести своего характера и в минуты таких прозрений обычно круто меняла решения.

Ветеринарша примчалась к ним на велосипеде прямо с огорода, не заезжая домой.

- Что тут у вас? - Она деловито, безошибочно, через тесно застроенный двор пробралась к выгулу, точным юрким взглядом осмотрела корову. - Держать собираетесь? - осторожно прикасаясь грязными пальцами к вымени, глухо, из-под коровьего пуза, осведомилась ветеринарша.

- Как это? - не поняла свекровь.

- А так, - ветеринарша отступила на шаг, выпрямилась, - скотина страшно хворая. Мастит на пол вымени - раз. Потом, глядите, у нее ноги саблей, она к вечеру упадет совсем. Суставы распухли. Если сдавать, так думайте быстрей.

Свекровь потрясенно молчала, всматриваясь в животное как бы чужими глазами и действительно замечая и выгнутые дрожащие ноги, и перекошенное вымя, и шишковатые суставы.

- Кормили зимой чем? - продолжала врачиха. - Рыбий жир давали? Правильно, его не достать. Костную муку? Денег нету. Комбикорм? По большим праздникам. Больше жом и солому. Телок все с нее и повысосал.

- Миска, телок, - не выговаривая «ш», обратила на семя внимание трехлетняя Нюся. Обычно подвижная, шумная, сейчас она тихо стояла, прижавшись к маминой ноге и глядя большими, Галиными, глазами.

Ромашка, добрая коровенка! Смирная, покладистая, со знакомыми тепло-коричневыми пятнами на спине и по бокам! У свекрови непроизвольно навернулись безнадежные слезы. Она любила прикармливать корову черными подсоленными ломтями хлеба, приносила ей подогретую на солнце воду в новом ведре. А каких дебелых, крепких теляток приносила всегда Ромашка!

- Но вылечить можно? - упорствовала Галя, и свекрови впервые за четыре года совместного проживания понравилась невесткина настойчивость.

- Конечно, - с легкостью согласилась ветеринарша. - Но глядите, лекарства дорогие. Надо ехать в людскую аптеку, в город. Я напишу на бумажке, что надо. И лучше нынче. Завтра воскресенье, все позакрыто. Ничего, - видя искренне расстроенных женщин, смягчилась она. - Лекарства достанете, так я и уколы поделаю. Пойдет коровка! Да, Ромашка? - И врачиха осторожно погладила впалый, повлажневший бок.

...Галя пошла мимо верб, у подножья которых всегда была грязная стоячая вода. Но в это лето здесь посохли даже камыши, и на выбитом бережку затвердели следы перепончатых лапок, сиротливо серел птичий пух, рассыпавшийся на известь помет. Дальше, за вербами, открывался широкий луг, тропинка виляла в тонкой, неровно отросшей после покоса траве. Галя подумала о том, что Лисяное поставлено против всякой логики и целесообразности. Обычно населенные пункты возникали - Галя вспомнила из истории - у берегов рек, на пересечении торговых путей... Лисяное же будто выросло из случайно занесенного семечка, которое, накувыркавшись по свету, где упало, там и проросло.

Наконец она вышла на трассу, на жирно лоснящийся от жары асфальт. Было самое пекло, пустая дорога пропадала у голубого, ясно очерченного горизонта. Солнце давно уже выпило из земли влагу, воздух тяжело стоял, и небо казалось до блеска начищенной плоской сковородкой. Галя перекладывала целлофановый пакет с кошельком из одной руки в другую и копила в себе отчаяние: дорога молчала. Вспомнилась свекровь с назиданиями: «В городе люди работать бросают рано, а ложатся поздно». Усмехнулась - конечно, если не успеет за лекарством, то виновата она, городская.

От жары и безысходности думалось медленнее. Галя покопалась в воспоминаниях, нашла хорошие. Представилась мать - большие, пахучие, румяные пирожки с картошкой на деревянном блюде - «Вставай, доченька», - слышала она сквозь детский, такой же розовый и румяный, сон. Мать истаяла от болезни («рак», позже объясняли соседи), когда Гале было девять лет. Отец запил, пропадал ночами, но все же твердил в трезвые воскресенья: «Подожди, дочка, я тебя выучу, мы с тобой еще...» Он умер, когда Галя училась на четвертом курсе, успев перед этим жениться и прописать мачеху с двумя сыновьями. Мачеха оказалась женщиной веселой, нахально-разгульной, со следами яркой красоты. В том, что знакомство было случайно-вокзальным, Галя не сомневалась, но отца жалела. Мальчики, разительно непохожие друг на друга («дети разных народов», как звала их мачеха в минуты возлияний), были одинаково вороваты и безалаберны. И Галя, давно осознавшая себя взрослой и самостоятельной, вдруг растерялась, как бы сказала сейчас свекровь, «выпустила вожжи из рук». Как-то само собой вышло, что она перебралась в университетское общежитие, хотя никто ее не гнал, но надо было готовиться к диплому, Галя нуждалась в тишине, сосредоточенности. Дома же постоянно что-то пропадало, переставлялось, от прежнего уюта не осталось и следа. Мальчишки заклеили стены в ее комнате плакатами с изображениями мотоциклов, рок-групп, мускулистых суперменов. Мачеха курила по всей квартире, от вещей пахло помойкой. Галя потеряла дом.

Надо было что-то делать. К математике, наверное, у нее были способности, задачки решала она легко, не задумываясь, занятая какими-то другими, смутно осознаваемыми ею, мыслями. Но когда строгий, подчеркнуто аккуратный вдовец-профессор предложил остаться в аспирантуре, она отказалась, почему-то усомнившись в своих силах. Она трудно представляла себя ученой дамой, какой-нибудь кандидаткой в очках, непременно одинокой неудачницей. Галя поехала по распределению, выбрав Лисяное, где председатель обещал сразу дать квартиру.

Никакой квартиры, конечно, не было. Год, и два, и три Галя прожила у полуглухой молчаливой старухи - сельсовет ей доплачивал десятку «за учительницу». Председатель, с которым Галя иногда сталкивалась, переживал из-за своих старых обещаний, ссылался на перестройку - «они мне все планы перебили» - и уважительно советовал, глядя с высоты своего великанского роста на маленькую Галю: «Вы бы, Константиновна, выходили замуж. А колхоз молодоженам построиться всегда поможет».

Галя давно не ходила ни в клуб, ни на танцы, чувствуя себя скучной, старой и отсталой среди крупных, грубо накрашенных, шумливых старшеклассниц-учениц. К очередной зиме надо было готовить дрова, и Галя, наученная горьким опытом, загодя, с июля, начала тормошить председателя. К сентябрю дрова привезли - кудрявый, улыбчивый тракторист Алексей сгрузил у двора целую тележку. «А пилить? А колоть?» - строго пытала его Галя, внутренне удивляясь своей нудности - парень ей был приятен. «Все сделаем, хозяюшка, - шутил тракторист, улыбаясь завидными зубами, - готовь бутылку, наряд закрывать».

Он приходил работать к вечеру, сбрасывал рубаху, и Галя невольно любовалась его ладным, молодым загорелым телом. Несколько раз она угощала его чаем, смотрела тепло, как на любимого ученика. Вот он деликатно ест варенье маленькой ложечкой - видно, что останавливает себя из приличий, скованно держится, боясь что-то сделать не так, недоверчиво вглядывается в разложенные на столе конспекты. Он был моложе Гали почти на три года. В ноябре они расписались...

На дороге возникла черная точка. Она росла, приобретая очертания, и теперь казалось, что машина беззвучно движется по воздуху, не прикасаясь к липкому полотну. Галя, не дожидаясь, пока она приблизится, заранее подняла руку и просительно помахала. В красных «Жигулях» последней модели величаво проплыл, не поколебав профиль, хорошо известный в городе независимый адвокат Брехов. Славу он себе нажил победами в скандальных бракоразводных процессах. Галя долго, огорченно, смотрела ему вслед.

Конечно, она не любила Алексея, но ей нравилась в нем уважительность, веселая готовность услужить. Да и что значит любовь? Есть ли она? Волнующие половые отношения может к старости вспомнить, наверное, любая нормальная женщина - и нещадно битая мужем-пьяницей деревенская баба, и утонченная, положившая жизнь на поиски светская красавица. А что-то другое, называемое любовью, признаки которого, зачастую противоречивые, рассыпаны в книгах, - есть ли это на самом деле? Или любовь - для избранных? Может, она такая же редкость в жизни, как исключительная одаренность - допустим, математическими способностями? Одним даны таланты к наукам, другим - к технике, третьим - к страстям, здраво рассудила Галя и перестала терзаться раздумьями.

На неприязнь свекрови она сначала пыталась не обращать внимания, да и некогда было: первые замужние месяцы, быстро забеременела. Ходила тяжело, мучилась токсикозом, порастеряла коренные зубы, с трудом, в областной больнице, родила Нюсю. Чуть оправившись и оглядевшись, попыталась поговорить с мужем: «Нас трое, семья. Давай строиться», - и неожиданно натолкнулась на непримиримое, почти грубое сопротивление. Алексей заматерел, поредел кудрями, стал шире и казался ниже ростом; теперь он вел себя так, будто владел какой-то лишь ему известной житейской тайной. У него появилась привычка фамильярно, покровительственно хлопать жену по плечу и самоуверенно говорить: «Все нормально, мать. Цыц!» И Галя с горечью чувствовала себя все больше и больше одинокой, загнанной в нескончаемую круговерть. Узенький мирок Лисяного с его убогими новостями: «Васька опять напился, гонял свою», «у Рыковых поросенок сдох, так они его на тушенку сдали»; раздутое хозяйство, поглощающее все время (а как жить, если его не держать?); безденежье и вечная зависимость от свекрови. Почему-то особенно тяжело в минуты размышлений Гале было наедине с дочерью, и нервные слезы туманились и гасли в глазах. Ночью, теперь уже редко, она стоически терпела мужнину любовь и думала, что если включить свет, ее глаза были бы наверняка такими же, как у Ромашки, когда она неумело начинала ее доить. Муж молча сопел, а она жалела его, думая, что ему, пожалуй, неприятно все это делать, ведь не дурак же, все понимает. Да еще эта сыпь на лице... Однажды Галя все-таки выбралась в область, когда проходила очередную аттестацию, достоялась в очереди к знаменитому, пользующемуся авторитетом в городе врачу-дерматологу. Седенький старичок смотрел пронзительно, молодо, весело; двигался легко, гибко, шутил, и Гале сразу стало с ним просто. Он долго, отвлекаясь на случаи из своей практики, расспрашивал ее про родственников, наследственность, питание, про то, чем она уже лечилась и какая у нее семья. На прощание выписал рецепт, протянул:

- Попробуйте на всякий случай. Но, - старичок покосился на медсестру, - успеха не гарантирую. Заболевание у вас не кожное. Нервишки, знаете ли. Не обижайтесь на меня, старого дурака, - врач сделал паузу, - я вам искренне, жалея вас, советую - заведите себе любовника!

Галя развеселилась от воспоминаний - надо же, любовника! Она представила выражение лица свекрови: «Мама, я влюблена!» - и засмеялась. От жары смех получился глухой, трескучий. По дороге ровно, словно гладя асфальт, неслась черная, похожая на акулу, иномарка. Галя безнадежно махнула. Машина точно забрала вправо и четко остановилась рядом. Дверь мягко распахнулась.

- До города довезете? - заглядывая в салон, упавшим голосом спросила Галя.

В машине сидели трое. Галя автоматически отметила два бритых затылка-близнеца впереди и некрасивого мужчину в зеленых шортах на заднем сиденье. В голове у нее мгновенно промелькнули ужасы групповых изнасилований, больная Ромашка, поджавшая губы свекровь, Нюська...

- Садысь, красавица! - имитируя грузинский акцент, весело пригласил щетинистый мокрогубый мужчина в шортах. - Ты чего по такой жаре в джинсах ходишь?

- Хожу, потому что ноги мыть некогда, - вздохнув, объяснила Галя, влезая в машину, и с достоинством, будто делала это всю жизнь, небрежно хлопнула дверкой иномарки.

Другие рассказы, эссе, публицистику Лидии Сычёвой читайте здесь

Книги здесь или здесь