Лидия Сычева: проза

Простая история

…А я книги всегда любил читать. В нашей деревне всю библиотеку переворошил. После школы год проработал на тракторе и ушел на срочную, на три года. Хотел до армии жениться – была у меня любовь. Галя, Галинка. А мать мне: ты что удумал?! Семья у нас бедная – отец помер, сестер надо поднимать, я – старший. Невеста моя – такая же голытьба. Мать в слёзы, и так мне её жалко стало: с утра до вечера она колготится на колхозной работе, и дома хозяйство, огород, нас – трое…

Очень я хотел учиться. Рвался в город. И в армии – минута выпала – за книжку. А жили мы… Даже не в бедности, в нищете. Унизительно это. Руки-ноги есть, молодой парень, здоровый, а в кармане – пусто. Сестры на танцы по очереди ходят – надеть нечего.

И поехал я после армии в Москву. По лимиту. Домой даже не заглянул. Специальность армейская у меня  была – водитель. Но я пошел на стройку. Из-за жилья. На самую грязную и тяжелую работу – бетонщиком. Лимита – люди второсортные. Всё чужое кругом, чванное, чопорное. Правда, рабочих людей начальство ценило.

Познакомился я на стройке с девушкой-штукатуром. Тоже – Галина. И на мою – чуть похожа. Мы поженились быстро, в три дня, от этого зависело, дадут нам квартиру или нет. Успели! Мать я сразу к себе забрал, сёстры учиться поступили. А потом они быстро и удачно, в общем, замуж повыходили. А мать умерла вскоре – сердце. Дом в деревне она сама продавала, без меня. Стыдно мне было ехать. Предал я свою любовь, чего уж там говорить.

А деньги опять нужны, жена родила сына Толика, дома сидела. Я ушел в автопарк. Ездил по пассажирским маршрутам. Уставал страшно – работа нервная, с людьми, и нудная, скучная. У меня товарищ был, Володя Храмцов, здоровый такой мужик, мощный. Он всегда на замены выходил, до денег жадный. Умер за баранкой – врачи сказали, от перенапряжения.

Да… Жена мне хорошая попалась, ничего не скажу. Душевная, не сварливая. Характер золотой. Хозяйственная, трудолюбивая. Ну, чего я буду её хаять – грех жаловаться! Повезло мне. Ребята как начнут рассказывать про своих «лесопилок», я только головой качаю – надо же! Совпали мы с Галей, оба деревенские, оба, считай, без отцов росли.

А всё мне кажется – иногда – когда поругаемся (в семье оно всякое ж бывает!), что с той, с первой Галей, я бы лучше прожил. Праздничней, что ли… Может, это не так, может, мать моя была права – я бы с ней всю жизнь в колхозе промучился и в колее бы от пьянства помер… Может… А всё мне думается, будто я бы с ней счастлив был. И, знаешь, редкий день я её не вспоминаю, не разговариваю. Веришь, в постели со своей лежу, а думки – о ней… Уже и сын у меня Бауманку закончил, женился, внука они мне родили – а я никак её не могу забыть. И к старости она мне стала чаще сниться.

Я после парка автобусного ушел в дальнобойщики – тоже за длинным рублём. Да и отдохнуть хотелось – надоел автобус смертельно. Конечно, на большегрузах тоже работа не сахар – бывало, что и с бандитами схлёстывался, и ломался зимой в чистом поле. Но здесь мне больше нравилось. Широта, раздолье. Особенно, когда едешь полями осенью. Петь хочется – такие дали, простор.

Жена у меня строгая, не гулящая. И я, честно скажу, не изменил ей ни разу. Хотя у всякого мужчины, у шофёра тем более, такая возможность есть. Но я не хотел никого. Брезговал.

И вот я ездил, ездил и думаю: выгадаю время, сделаю крюк, заеду в родную деревню, погляжу на свою Галю хоть одним глазком, хоть издали. И появился у меня такой момент. Подъезжаю к деревне, и веришь, чувствую, что у меня руки-ноги онемели. Весь холодным потом покрылся. Не от страха, от волнения. И – не смог в село заехать. Рядом пруд, к нему свернул. Искупаться, успокоиться. А там дед Пантелей коров пригнал поить. Он меня, конечно, не вспомнил. (А может, притворился?..) А я его сразу узнал – он и в мои годы уже был и дедом, и пастухом.

Подошел я к нему, разговорились. О том, о сём. О погоде, об урожае, о политике. Я всё кружу – вокруг да около. Потом говорю: друг у меня из этого села был, вместе в армии служили, письма получал от девушки, Гали Рябинкиной… А он: да что ж теперь говорить, Галя замужем за агрономом, детей двое, живут, правда, неладно, муж попивает… И такая злость меня взяла на этого агронома: вот, думаю, сволочь! Мою Галю обижать! Скотина этакая!.. Покружил я около деревни, покружил (так мне хотелось  агроному морду начистить), да и уехал восвояси.

В 90-е годы невозможно стало работать на большегрузах – беспредел страшный начался. Да и возраст у меня уже не тот, чтобы по командировкам без отдыха мотаться. А шофер я, скажу не хвастаясь, классный. Толька, сын, в меня пошел, инженером стал, и машины тоже любит.

В общем, нашел я блатную работу – вожу начальника фирмы. Мужик с характером, но приспособиться можно. Я привык к его выкрутасам. Платит нормально, не жадничает. Купил я «Волгу», почти новую. Дизель. Их сняли с производства, но я еще в юности мечтал, что если чуть-чуть заработаю, обязательно «Волгу» добуду. Машина неплохая – я ведь и слесарь какой-никакой, мотор отладил, работает как часы.

Вечером, если приду домой рано, сажусь на кухне один. Есть у меня одно занятие – даже не знаю, как тебе про него сказать, боюсь, смеяться будешь. Накатывает на меня, в общем. Очень я стихи люблю. Если попадётся книжка хорошая – я почти всё наизусть запоминаю. И сам пишу. Никому не показываю – стыдно как-то.

Толька знает про это моё занятие. Он у меня парень неплохой. Не пьет, не курит, лыжами занимается, семьянин. Но сын – не друг. Как я ему покажу, о чем пишу? Что я всю жизнь другую женщину, а не его мать, люблю?! А я пишу, как бы мы с ней жили в нашем доме, и чтобы яблоня цвела в палисаднике, и чтобы мы вместе у реки гуляли, как тогда, в юности…

У начальника моего – молодая любовь. Гуляет он от жены. Однажды я его поздно домой вёз «после совещания», он был выпивши, жаловался мне: мол, так и так, и жену не люблю, и уйти не могу – вся фирма на супругу переписана. Я поддакиваю. Что ж, у каждого своя беда. А он мне: что ты можешь в любви понимать?! Ну, спорить я с ним не стал. Но подумал: что ж мы так неладно живем?! Зачем мучаем друг друга?!

Конечно, жизнь прошла, как прошла, и винить некого. Мать свою, что ли, я буду винить?! Она как лучше хотела. Сам я воли не проявил. А воля-то нужна бывает!.. Если Бог тебе послал любовь в начале жизни, если это твоё, никому не надо свою любовь отдавать, никого не надо слушать, кроме сердца своего. Вот так, друг.

Ну, прости, заговорил я тебя. Носишь всё это в себе, носишь, а вот так выговоришься – и легче. Всё я вспоминаю, как она меня в армию провожала. Словно в дымке вижу её – глаза – тревожно-блестящие… Чистый лоб… Губы наивные, никем, кроме меня, не целованные… Пусть такой она и останется. Навсегда…

2008

Другие рассказы, эссе, публицистику Лидии Сычёвой читайте здесь

Книги здесь или здесь

Все публикации