Лидия Сычева: проза

Такая короткая жизнь

Вагонный полумрак, последние звёзды тают в оконном стекле. «Постели собирайте», – движется по узкому проходу проводница, эхо до тамбура катится. Будто и не было вчера – стихийных дорожных компаний с крупно нарезанной колбасой и громкими откровениями, челночных радостей с рассматриванием яркого тряпья, студенческого хохота и карт. Устала за ночь проводница. Измят её форменный пиджак.
Привокзальная площадь греется горячим дыханием рейсовых автобусов. Тяжело – с сумками – бегут на красные стоп-сигналы тёмные фигурки. Последний мрак цепляется за кроны могучих верб. Угрюмо сторожат амбарные замки приземистые магазины «Водка», «Хлеб», «Промтовары», «Обувь». Зябко. И никто из знакомых не встретился.
 
 Полдень. Иду по Советской улице – ничего не изменилось, только частный сектор стал ниже, а таблички ржавей. В киоске со старым названием «Союзпечать» я спрашиваю литературный журнал. «Нету», – зевает рыхлая продавщица, вяло гонит пухлой рукой радужную муху. «Как же нету?» – изумляюсь я. «А так. Кому он нужен! Ты первая его за год спросила. Он, небось, и не выходит уже».
В будке на перекрёстке сидит сапожник Костя, стучит по кособоким каблукам. «Здравствуйте», – говорю я мастеру. Костя кивает мне и подмигивает глазами, в губах у него гвоздики. На мизинце у сапожника золотое колечко, футболка короткая, руки татуированы змеями, русалками, крестами – ещё при Сталине успел посидеть. Говорит, что тогда было больше порядка: «Мастер ещё тот – был бы товар, любое дело пришьет». Прошлым летом я босая ёрзала в Костиной будке, ждала, пока он мне поставит набойки на босоножки. «Мне фраеру перо в бок воткнуть, что гвоздик забить», – хвастался Костя. Мою внимательность к фольклору он истолковал превратно: «Слушай, давай самогонки выпьем, у меня есть чуть-чуть, сам гнал». Я поспешно отказываюсь. «Боишься», – жалел меня Костя. «На, забирай свои скороходы, ввек не сносишь». Я и сейчас в них иду, вспоминаю сапожное искусство.
 
Надо дать объявление: «Продается пасека. Звоните вечером. Цена договорная». Криницын, завотделом культуры и сельского хозяйства газеты «За изобилие», сидит в своём кабинете. У него тяжелые руки, взгляд и весь он кажется вырубленным из камня. Мы знакомы.
– Как живёшь? – медленно, будто отвешивая слова, спрашивает он меня.
– Хорошо», – честно признаюсь я.
– Стихов больше не пишешь?
– Нет.
– Значит, выздоровела?
– Выходит, так, – я смеюсь и пожимаю плечами.
А ему как будто жаль.
– Каждый день одно и то же. На работу хожу через рынок – одни и те же разговоры, кто где что купил подешевле и за сколько продал. Никому ни до чего нет дела. Литр молока дешевле лимонада. В гимназии для элитных детей веду «Основы журналистики». Говорю: поднимите руки, у кого дома выписывают газеты. Одна рука. Уже и «СПИД-инфо» не котируется. СПИД у них свой, инфо – телевизор. Надолго приехала?
– Не знаю ещё.
– Заходи.
Он опускает взгляд в рукопись, а я смотрю на него в дверях. Пристально, как на памятник прошлой эпохе.

 Нет бензина – уборочная. Автобусы стали. Еду на «такси» – старом «Жигулёнке». «Не здешняя?» – «А что?» – «Наши люди пешком ходят, деньги жалеют. Поехали кататься – шашлыки, шампанское, конфетки. Пляж шикарный знаю». – «Дурак». «Спасибо».

У железнодорожного переезда шлагбаум закрыли. Долго стоять. «Нет, а что я тебе такого обидного сказал? Я же не пристаю, а культурно предлагаю». – «Несчастный ты человек». – «Между прочим, я женатый, с этим у меня всё в порядке, не думай». – «Вы все с ума посходили – шашлыки-конфетки и вчера мне предлагали, и позавчера. На вид нормальные, справные мужики». – «А для чего жить?» – он серьезно смотрит мне в глаза.
Наконец зелёный свет, едем.

 На рынке я приценивалась к дыням, раздумывала, когда меня тронули за плечо: «Привет».
«Привет», – сказала я, ещё не повернувшись.
Мы не виделись, наверное, лет пять, но голос Серёжки Гальцова я ни с кем перепутать не могла.
– Брось, свои скоро пойдут, – сказал он, кивая на дыни так, будто мы расстались вчера.
Маленький кавказец, весь в неправильных завитках – голова, нос, уши, руки – сразу сбавил цену, но я ничего не стала брать.
Мы молча прошли вдоль рядов, сели на свободную скамейку. «Детки, чесночку не надо?» – сгорбленная бабушка напротив нас застелила белым платочком ящик и дрожащими коричневыми пальцами раскладывала чеснок в кучки по пять головок. Серёжка сожалеючи покачал головой. Когда-то не было в классе ни одной девчонки, что тайно или явно по нему не вздыхала. С ним всегда легко – я провела пальцем по его лбу, по морщине:
– Ты чего такой стал?!
Он усмехнулся, махнул рукой:
– А, бегаю как собака. Да и семью надо кормить…
– У тебя второй когда в школу пойдёт?
– В этом году. Слушай, такой парень – весь в меня, девки уже телефон оборвали, – он долго рассказывал про Лёшкины проказы, а потом хвастается (это он всегда любил): достроил дачу, гараж, погреб. Теперь есть планы всё это продать и купить дом. – Представляешь, уже нашёл усадьбу, огромную, с садом, огородом, баней. В своём дворе я всегда хозяин, правильно? А ты как?
Я рассказываю и немного стыжусь. Но не того, старого, давно ушедшего и развеявшегося чувства, а нынешней жизни, которая разделила нас, развела навсегда. А я не знаю, правильно ли это? Он всегда был лучше меня. Так я думала…
Мы молчим.
– Серёж, – тихо спрашиваю я его, – правду говорят, что ты пьёшь – сильно и страшно?
– Что, похож?
Нет, ничуть! Гладко выбритый, сорочка свежая, только-только такие в моду вошли, весь наглаженный, аккуратный. Франт по нашим местам. Но морщины и тоска собачья в глазах.
– А помнишь, – говорит он вдруг горько, – как я Есенина играл на вечере, как пел?! Декламировал: «И зверьё, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове»!
Почему-то я тоже сейчас про это думала.
– Серёж, – осторожно говорю я, – у тебя ведь всё есть для счастья. Жена-красавица, два сына, теперь вот усадьбу купишь…
Бабушка напротив нас сторговала-таки кучку чеснока, рада.
– Ладно, – вздыхает он, – пора. Вообще-то мне к нотариусу, сделку оформлять. Увидимся!

– Да-да, – я суетливо встаю.
 Через год или два во дворе той самой усадьбы в ходе совместной пьянки он убил жену. Чем-то ударил или задушил. А я до сих пор не верю, что всё это было с ним, что он – смог…

Другие рассказы, эссе, публицистику Лидии Сычёвой читайте здесь

Книги здесь или здесь

Все публикации