Как не удивляться происходящему? Чтобы герой рассказов Владимира  Тыцких, который руками ловил мурену в водах вблизи Камрани, оказался отцом моей одноклассницы! Чтобы через десятки лет после Вьетнама я познакомила их на своём Русском острове! Чтобы виной всему стали Дни славянской письменности и культуры… А после этого появились новые рассказы и публикации, автором которых станет моя одноклассница Лена Ялынная… Какая же маленькая наша планета. А может, большая, да на звёздных картах сходятся, видать, наши дороги. Как бы там ни было – Владимир Тыцких и Владимир Ялынный, два военных моряка, День Военно-морского флота отмечают отныне частенько вместе. А мы при них. Лена Ялынная, Оля Тыцких, Иринка Подосинникова, дети, мужья, невозможно пушистый кот под столом, вяленая корюшка на балконе, варенье из шиповника, шашлык на огороде, гребешок и ежи на берегу совсем не тихого Тихого океана – неполный ряд воспоминаний, которые годятся на целую книжку.

Но особо вспоминаются ежи… Думаю, не только мне.

Они их ели. Вернее их икру. Сырую. А чтобы есть – ежей следует достать со дна морского. Для этого и нужен Санька Подосинников –  капитан второго ранга запаса, муж Лены Ялынной, призёр соревнований по поднятию чего-то тяжёлого. С виду –  краснолицый  абориген, в скрученной белой майке на голове – вылитый Ясир Арафат. При нём маска, ласты и прочая амуниция, и сам он в прекрасной физической форме накачанного атлета, знающий дно, места обитания и повадки всего, что в бухте Новик копошится и плавает.

Владимир Александрович после мурен тоже считал своим долгом взмахнуть перед нами ластами. Взмахнул, прихватив что-то мирное со дна, – и к костерку, жар готовить, Саньку поджидать.

Вынырнет Санька из океана, из неспокойной пучины взойдёт на берег и тяжелую сетку с уловом гордо перед нами распластает на песке. Ежи, гребешок, мидии, трепанги… Раз сетка, два сетка, три… И всё это на глазах нашего Михалыча. Михалыч, конечно, дело своё сделает – почистит, помоет, до сковороды на угольках донесёт. Но затаил, видать, думу тайную. Смотрим – пропал! Только плавки мелькнули у паромной переправы, да белые пятки. А когда выбрался на берег – увидали мы в голой руке ежа. «Никак не хотел отрываться, гад»,  – сказал Михалыч и зашкандыбал к лежаку.

Терпеть он умел. В квартире у Лены Иринка доставала из него чёрные ежёвые занозы. Из пяток и рук. Заливала что-то под ногти, ковыряла проспиртованной стальной иглой… Остальное медленно выгнивало. Через месяц Михалыч, весело махая руками, уже кололся шиповником на полуострове Бабкина, не замечая такой ерунды.

 Я же, вспоминая эту историю, тотчас вспоминаю и стихи, которые он часто  читал в автопробеге ребятишкам. Мне и тогда было весело. А теперь среди стихов про акулу, осминожку, ершика и чилима давний стишок про ежа приобрёл особую, непроходящую актуальность, вызывая у всей нашей компании реакцию схожую и повышенно эмоциональную.

         Вредный ёж

Он как космическое тело

Из тонких лучиков-антенн,

Что к нам случайно залетело

И океаном взято в плен.

Однажды в море слишком поздно

Я разглядел его на дне.

Он мне в ступню загнал занозу,

А во вторую сразу две.

Один укол и тот болючий,

А три подавно невтерпёж!

Ёж он красив, но он колючий,

Пускай морской, но всё же Ёж.

Его икра годится в пищу,

Но я не очень с ним дружу,

Ведь у него иголок тыща,

Как полагается  ежу.

Он мне нанёс такие раны!

Я кверху пятками лежал.

Во всех знакомых океанах

Вреднее не было ежа.

Из книги «Красная ветка»