Общество, экономика, культура

Ласточка

В редакцию газеты «Танкоград» обратилась челябинский литератор, отличник народного просвещения Российской Федерации Дина Абрамовна Лобкова. Она родилась перед самой войной. Жила на Украине. Во время фашистской оккупации переехала с семьей на Дон, а оттуда на Южный Урал. С той военной поры и связала свою судьбу с Уралом.

Её педагогический стаж составляет 47 лет. Она до сих пор передаёт свои знания тем, кто в них остро нуждается. И ещё Дина Лобкова пишет, пишет стихи, сатиру, прозу. Её несколько невыдуманных рассказов и очерков связаны с Великой Отечественной войной. Публикуемый сегодня рассказ «Ласточка» тоже документальный и связан с войной. Эту необычную историю родственница героини рассказала в самолёте международного рейса, которым летели вместе автор и родственница героини этой невыдуманной истории, испытавшей все ужасы минувшей войны.

Рассказ публикуется его в сокращении.

Усталые пассажиры сидели в ожидании самолёта. Кто дремал, кто читал, а кто вёл тихий разговор с собеседником. И тут раздался громкий и резкий голос: «Яблучко!» Люди обернулись и увидели, как пожилая женщина бросилась к ряду стульев, под одним лежало краснобокое яблоко. Усевшись на стул, женщина пыталась рукой достать фрукт, но ничего не получалось. Тогда, свернув жгутом газету, она начала, как рычагом, толкать его к себе. Пассажиры заинтересованно наблюдали за ней: получится или не получится у неё? Сидевший рядом немец вынул из полиэтиленового пакета яблоко и протянул женщине. Она взяла, но не оставила попытки завладеть ничейным фруктом: зачем пропадать добру? Женщина не была похожа на бомжиху, хотя в её внешности угадывалась какая-то неадекватность. Судьба наложила печать на её серовато-смуглое лицо, на выражение её больших и испуганных глаз, на всю её слегка сгорбленную фигуру.

Подошедшие к ней родственники взяли женщину под руки и, уговаривая успокоиться, усадили её рядом с собой. Она с наслаждением понюхала фрукт и откусила кусочек, смакуя, причмокивая, разжевала его и проглотила. Лицо её выражало удовольствие и, пожалуй, счастье.

А ведь всего несколько минут до этого она мечтательно говорила:

– Если бы мы сейчас были дома, я пошла бы на рынок и купила бы «яблучкив».

И в тот самый момент она заметила румяно-розовый плод, ради которого полезла под стул... Почему у неё возникло такое странное желание? С чем это было связано? Родственники знали, но помалкивали. Историю этой любительницы яблок мне рассказала Евгения, её дальняя родственница, которая сидела со мной в самолёте рядом. Казалось, сам бог услышал это желание и таким странным образом решил выполнить его.

*  *  *

Не приведи господь испытать столько, сколько выпало на долю этого человека. Сколько раз жизнь подвергала её экзаменам, пыталась убить, сломить её волю, но с позором признавалась, что проиграла Шейве. Наоборот, все испытания только закалили её характер. Казалось, она играет в поддавки.

На неё обрушивались все новые и новые муки, пытки, с которыми обычный человек не справился бы, а она становилась только сильнее. Она не расслаблялась, видя направленные на её соплеменников ружья. Одна из пуль принадлежала ей. Глядя в лицо смерти, она думала лишь об одном: упасть в ров до выстрела, и люди спасут её.

О начале войны она узнала из обращения Вячеслава Молотова. Варварские бомбардировки городов, десанты, которые немцы сбрасывали с самолётов, растерянность и паника людей, а вскоре после боёв и отступление красноармейцев. Многие жители украинских городов стали собираться в эвакуацию на восток. А Шейва решила идти на запад, к Польше, ведь туда уехали её сестра с мужем, и оттуда они успели добраться до Америки. По городу ходили разные слухи о немцах, о том, что они зверствуют. А вскоре, используя добровольных помощников-полицаев, фашисты стали сгонять евреев в гетто, приказав нашить им на одежду шестиконечную жёлтую звезду.

8 июля в их городок вошли немцы, люди растерялись. Все надеялись, что с ними ничего страшного не может произойти. Но уже на третий день все евреи Проскурова оказались за колючей проволокой, и среди них была двадцатишестилетняя Шейва. Слухи о массовых расстрелах дошли до гетто, но пленники надеялись, что их это не коснётся. Люди всегда живут надеждой, это помогает им выжить в невыносимых условиях. Однако в один из сентябрьских дней всем обитателям гетто велели построиться, и немецкие солдаты с помощью полицаев погнали их на окраину города, где уже была приготовлена самыми крепкими жителями огромная яма, похожая на котлован, которая должна была спрятать следы фашистского изуверства. Среди обречённых на смерть была и Шейва. Но девушка не собиралась расставаться с жизнью. Она всё продумала. Как только враги поднимут автоматы и раздастся залп, она сразу «ласточкой» бросится в котлован и притворится мёртвой. Если бы она знала, что умирать в общей могиле ей придётся не один раз!? Как бы она себя вела?

Труднее всего было в первый раз. А вдруг не получится? А вдруг пуля вылетит из дула до того, как она упадёт? Но получилось: несколько тёплых тел упали на неё и прикрыли собой. Как тяжело дышать под навалившимися на тебя людьми! Но надо терпеть. До ночи осталось всего несколько часов, и она сумеет выбраться. После того как каратели ушли, на прощанье сделав ещё по несколько выстрелов в ров, она, раздвинув два лежащих на ней уже коченеющих тела, сумела выкарабкаться из груды мёртвых сородичей и ползком начала удаляться от места казни. Когда их вели копать общую могилу, чтобы потом там же расстрелять, она заметила на окраине села хатку, убогую, с маленькими оконцами, рядом с которой был стожок соломы, высотой с эту хатынку. В стожке она решила переночевать. Авось фашисты обойдут это место. Что взять с селян, живущих под сгнившей соломенной стрихой?

К её счастью, темнело рано, и немцы отсиживались в более зажиточных хатах. Уйти дальше от села Шейва боялась: местность не знала, люди тоже чужие. Решила не рисковать, а с рассветом отправиться к лесу. Может, там затеряется или встретит советских людей. К утру выпала роса, и девушка замёрзла. Уже сентябрь, а на ней лёгкое платье. Кофточку полицай сорвал с неё: хорошая, тёплая, пригодится жинке. Было темно, дороги совсем не видно. Шейва почувствовала тошноту от преследовавшего её запаха крови и голода. А разве где в кромешной тьме найдёшь хоть что-нибудь съедобное? Лес, наверно, смог бы накормить её, а пока надо терпеть: когда ещё доберёшься до него? Ночь была тихая, чёрная. Но звёзды светили по-довоенному. Невольно вспомнился Гоголь с его: «Знаете ли вы украинскую ночь? Нет, вы не знаете украинской ночи». Пока село мирно спит, кажется, не о чем волноваться. Но военная тишина обманчива – надо быть настороже. В ушах всё ещё гремели выстрелы, раздавался плач убиваемых и стоны раненых. В воздухе разлит дурманящий, резкий запах крови. Хорошо бы смыть с рук грязь и кровь. Но где найдёшь воду? В ней были разные чувства – от страха, который она старалась погасить, до радостного самодовольства, что она сумела обхитрить врага.

Начало сереть. Шейва разгребла солому, осмотрелась и увидела недалеко от хаты какое-то дерево. Стараясь не шуметь, тихонько подползла к нему и коленями раздавила что-то мягкое. Почувствовала знакомый запах яблок. Вот она, её спасительница. Ползая под деревом, девушка набрала падалиц. Тут уж не до гигиены – набрать побольше яблочек, и скорее исчезнуть, и затаиться в лесу.

Из памяти она старалась изгнать страшную картину расстрела. Она как будто отупела и думала только о том, чтобы надёжнее спрятаться, уйти подальше от села и взять с собой побольше яблок. Пронизывающий её страх был хорошим учителем: научил её бесшумно ползти, не издавать никаких звуков, замирать при малейшем шуме. Стук ветки, слабый ветерок, скрип дерева – любой шорох заставлял её останавливаться, а затем продолжать движение.

Вот опушка леса... Можно отдохнуть. Куда ползти дальше? Она знала, что в лесу есть болота. Там, конечно, можно спрятаться, но можно схорониться навсегда. Шейва – горожанка и с лесом знакома весьма поверхностно. Она там бывала с соседкой, собирая чернику. Однажды, когда училась в школе, в лесу проходила военизированная игра. Но тогда было много народу: учителя, вожатые, пионеры. Так что не было страшно, наоборот, заманчиво и интересно. Радовались, когда нашли флаг «противника». Такая война доставляла веселье и радость. А настоящая, жестокая и беспощадная, унесшая уже так много жизней, была противоестественна. Ведь в колонне, которую расстреляли фашисты, были не сотни – тысячи человек. Земля стонала под ногами убийц. После войны Шейва узнала, что во рвах её городка погибло восемь тысяч евреев.

Пока окончательно не рассвело, Шейва поспешила к лесу.

Лес был густой. Сентябрь, но листья в дубраве зеленые. Деревья усыпаны желудями, когда-то хозяева, имевшие свиней, запасались этим кормом на всю зиму. Теперь же не осталось ни свиней, ни поросят. Всю живность немцы конфисковали. Так что вряд ли кто пойдёт за желудями, а вот за дровами – вполне возможно. У Шейвы теперь задача – найти безопасное укрытие. Обещали, что война будет недолгой, всего несколько месяцев. Так что ей надо только продержаться два-три месяца. Но где? Шалаш – найдут. Залезть на дерево – уснёшь и свалишься. Искать нору... А вдруг там какой-нибудь зверь? Начитавшись в школьные годы приключенческих книг, девушка фантазировала. После того что она увидела вчера, казалось, ничего не могло быть страшнее. У неё появилась мысль пойти ко рву. А вдруг там есть живые и нуждаются в помощи. Но она отбросила эту мысль, понимая её абсурдность. Наверняка немцы пригнали туда свежие жертвы. Она ничем не поможет, а сама попадётся.

В лесу было тихо... Изредка доносились еле слышные одиночные выстрелы. Советских солдат давно не было: или погибли, или ушли на восток, если успели. Здесь был немецкий тыл. Вдруг она услышала голоса. Говорили по-украински. Спряталась в густые заросли кустарников. Её не видно, а она хорошо слышит, о чём говорят.

– Учора розстриляли евреев, тры або чотыры тысячы чоловик.. Що робыться на билому свити? Як дали жити?

– А, може, ничого, звикнемо до нимцив. Кажуть, що воны культурни люды. Воны нас не чипають, тилькы евреев.

– Шо ж це за культура, колы воны вбили усих пидряд, навыть малых диток? Ни, воны погани, це не люды.

Услышав этот диалог, Шейва поняла, что опасность не миновала, тем более, что есть люди, готовые сдаться на милость победителя. Они могут сдать и её. Дождавшись их ухода, девушка решила искать своих и потихоньку продвигаться к западу, в Польшу. Это было наивно и вряд ли осуществимо... У неё была ярко выраженная еврейская внешность: тонкий нос длинноват, волосы кудрявые, к тому же она картавила. Хотя немцы тоже картавят. Поев яблочек, Шейва легла на зелёный дёрн и уснула. Ей приснилась военизированная игра. Но когда она открыла глаза, поняла, что жизнь не игра, что каждая минута может быть последней. Надо торопиться на запад, осуществить задуманное. Казалось, ей везло. Конечно, говорить о везении можно с натяжкой, смотря что считать везением. В начале июля, когда они с младшей сестрёнкой уходили из города и пристали к колонне беженцев, над ними низко-низко пролетел самолёт с чёрными крестами на крыльях, все люди упали, но когда самолёт улетел, из всех на ноги встала только она. Остальные, в том числе её сестрёнка, были убиты. В страхе и отчаянии Шейва так кричала, что могла бы поднять мёртвых. Она сумела избежать гибели, но всё равно балансирует над пропастью. Девушка решила днём отсыпаться, ночью передвигаться.

И всё же на третий день её обнаружил полицай с собакой. Как обрадовался этот немецкий холуй! Привёл её в комендатуру и сдал как трофей. Шейву отправили в гетто, очередь которого на смерть наступала через два дня. И девушка сумела и на этот раз обмануть слуг смерти, упав в яму до рокового выстрела. Когда ночью выбралась из общей могилы, она решила быть осторожней: везение не может быть вечным.

Сколько времени была в дороге, она не знала. В школе на уроках географии их научили находить север по мху на деревьях, и девушка шла на запад, оставляя север справа. Однажды к вечеру она услышала частую стрельбу и поспешила на её звуки. Подумала: сориентируюсь, где наши. Но она оказалась недалеко от того места, где проходила карательная акция. Шейву учуяла собака и едва не разорвала её. Полицаи схватили бедную девушку и пригнали её к яме.

– Надо собраться, лететь ласточкой. Тогда я упаду дальше от края ямы.

Как она сумела собраться! Это невозможно представить, но она упала в захоронение до выстрела. И снова пришлось пережить знакомый ей ужас: лежать рядом с истекающими кровью людьми, из которых судорожно уходила жизнь, и в темноте выбираться из этой могилы.

Где брала силы эта девушка? Но она вся была нацелена на жизнь. Наверно, другой человек не выдержал бы, встретясь не один раз с таким испытанием. Но Шейва как будто была заговорена от смерти и продолжала свою неравную игру с ней. Что сильнее: жажда жизни или смерть? Наша девушка или вся фашистская свора с их прихвостнями?

И всё же надо быть осторожнее. Два поединка пока в её пользу, конечно, относительно. Это ещё не победа. Победа будет тогда, когда она будет среди своих и не увидит ненавистных физиономий фашистов и их прихвостней-полицаев. До чего же мерзкое слово «полиция»! То ли дело у нас милиция! В этом слове слышится что-то милое, доброе. Недаром Маяковский писал: «Моя милиция меня бережёт!» А что можно сказать про полицию: «Ваша полиция меня подстерегает!» Фу, какая гадость!

Опять начались бесконечные скитания. За ночь она проходила немного, не было сил. Она брела, спотыкалась, падала, ползла, пока неожиданно не увидела хутор. Крестьянское подворье, хозяйственные постройки – всё огорожено. Залегла, присмотрелась. Кажется, немцев нет. Страшно хотелось есть.

За весь день она съела сырую картошку, найденную на заброшенном поле. Постучала, попросила хоть чего-нибудь. Хозяйка оглядела её пристальным глазом. Сразу поняла, что девушка – еврейка, дала ей две варёные картофелины, несколько мелких «яблучков» и поскорее выпроводила: «А вдруг нагрянут немцы, тогда и мне не поздоровится». Шейва поспешила к лесу. Она не хотела принести гибель в этот дом…


Автор: Дина Лобкова
Все публикации