Культура, общество, политика

Ниточка

Ниточка

рассказ

Анна Челнокова

Жителям Донбасса посвящается

Это был обычный, можно сказать, спокойный день. Жители большой страны включили телевизоры и узнали, что в результате обстрелов девять мирных жителей погибли и четверо пострадали. Тяжело ранен мальчик четырех лет. И зрители увидели детское тельце на операционном столе: по белой простыне разметались длинные слипшиеся прядки, организм боролся – малыш силился вздохнуть, крошечная грудь часто вздымалась и опадала. Смертная  боль  читалась в лице маленького страдальца.

***

– Мама, почему взрослых зовут по имени отчеству?

– Потому что они уже большие.

– А когда я вырасту, как меня будут звать?

– Тимофей Андреевич Русаков.

– А почему так длинно? Бабушка меня зовет Тимоша, ты – Тимочка, Тима. Лучший друг, Никитка, зовет меня Тим.

–  Потому, что папу зовут Андрей, а Русаков – дедушкина, прадедушкина, пра-прадедушкина фамилия.

– А вот этот пра-пра…, – Тимоша сбился и в смущении уткнулся в материнское плечо.

– Пра-прадедушка?

– Да. А он когда жил?

– Он родился больше ста лет назад!

– А это сколько? Вот столько? – мальчик повернул к матери ладошки с растопыренными пальцами.

– Что ты! Гораздо больше!

– А сколько больше? – допытывался Тимоша.

– Смотри, если мы позовем Машу, Никитку, Диму, Леночку, Олю, Наташу, Рустика, Олежку и Сережу, то у вас, всех вместе, как раз и будет сто пальчиков.

– Мно-о-ого, – восхищенно протянул Тимоша.

– Понимаешь, Тимочка, – особенным голосом сказала мама и пытливо взглянула Тимоше в глаза, – своих предков надо помнить. Ты же не котенок какой-нибудь, без роду, без племени, на улице подобранный. Вот пра-прадедушка твой воевал на Первой мировой войне. Прадедушка в Великой Отечественной. Все они – герои.

– Самые настоящие?

– Да, самые-самые настоящие герои. Только представь себе, от твоих предков, которые жили давным-давно, тянется ниточка такая. От прадедушки к дедушке, от дедушки к твоему папе, от папы к тебе. А от тебя будет тянуться к твоим детям. У них тоже детки народятся, будут твоими внуками.

– И я тоже буду дедушкой?

– Непременно.

– И прадедушкой?

– Конечно. 

– И меня тоже будут помнить?

– Обязательно! – улыбнулась мама и погладила Тимошу. – Что-то ты у меня оброс. Пора тебя стричь. – Мама перебирала легкие мягкие прядки, что на концах завивались в золотистые колечки кудрей. – Мой маленький принц, – тихонько сказала мама и поцеловала сына в макушку.

– Света! Вы живы? Вылезайте! Отбой! Вроде не стреляют, – раздались голоса. Мальчик узнал их – это соседи. Тимоша так уютно устроился на материнских коленях и ему не хотелось, чтобы мама разомкнула кольцо теплых рук. Ему было спокойно и надежно в материнских объятиях. Теперь он старался всегда быть рядом с мамой. Мир вокруг него стремительно менялся. Казалось, сам воздух пах горем, от едкого дыма щипало глаза.

Тимоша очень быстро освоил азбуку выживания на войне и уже знал, когда летит самолет или вертолет, обязательно надо прятаться. Когда взрываются мины, сразу надо бежать в подвал. Вот бабушка не пряталась, и теперь она в больнице. Он хорошо помнил тот майский день, когда осколками посекло пристройку к дому, выбило стекла со стороны леса. Хоть мама не разрешила смотреть, но мальчик из окна кухни увидел, как во двор вошли люди и бабушку на носилках погрузили в скорую. Носилки сплошь были затянуты простыней, на которой уже проступали темные красные пятна.

К ним в дом приходили друзья и знакомые. Взрослые собирались на кухне, включали телевизор – тогда еще было электричество. Звучали слова нацики, фашисты, бандеровцы. А еще взрослые все время кого-то поминали. Тимоша уже знал смысл этого слова. Впервые он услышал его в апреле, когда поминали дядю Славу – папиного брата. Еще одно слово звучало постоянно – эвакуация. Уезжать? Бросать новый дом, который они достроили только год назад? Шесть лет строили. Только закончили ремонт. Дом был просторный: большая зала, бабушкина комната, детская, спальня, веранда. В кухню по весне купили новый гарнитур.

Вначале исчезло электричество, потом начались перебои с водой. Вся жизнь взрослых сводилась теперь к тому, где бы добыть еды и воды. В жару так хотелось пить.  Тимоша вспомнил, с каким нетерпением он ждал лета, ведь совсем скоро, в конце июня, у него день рождения. Вначале ему будет пять, потом шесть лет. Он будет совсем большим и пойдет в школу. Интересно, что ему подарят? Мальчик так мечтал о большой машине. Он катался на такой в парке: красная, с большими черными колесами, с мягким бежевым сиденьем, она послушно поворачивала и налево, и направо, сверкала огоньками. Нет, лучше котенок – серенький пушистый. Как котята соседской кошки Дуси. Они будут играть вместе. Котенок станет ему лучшим другом.

Теперь же он не хотел ни машины, ни котенка, ни конфет. Только бы все стало как прежде: мама, папа, бабушка, дядя Слава с женой тетей Олей, – все они вместе за одним столом.

– Мама, а бабушка поправится?

– Обязательно, сыночка, – в глазах матери стояли невыплаканные слезы.

– А зачем они по нам стреляют?

– Понимаешь, это злые дяди. Для них важнее всего на свете деньги. Вначале, они продали свою память плохим дядям, которые живут далеко-далеко, за океаном. Теперь, они хотят продать твою, чтобы ты забыл родной язык, забыл прадедушку, забыл, что он воевал с фашистами. А папа и его друзья не хотят этого.

 –Так они воюют за меня?

– Да, мой мальчик, за тебя. За бабушку, за меня, за друга Никитку, за твою воспитательницу Надежду Павловну, – за всех нас.

– Поэтому по телевизору их называют тено, нет – терло.., – мальчик запнулся, пытаясь выговорить трудное слово.

– Террористами?

– Да, террористами.

– Понимаешь, никаких террористов нет. А злые дяди нагло врут. Они хотят, чтобы все думали, что они хорошие, а мы плохие.

Теперь мама плакала каждый день. Она прятала слезы, улыбалась, но Тимоша знал, что ей больно. Ведь он тоже плакал, когда недавно расшиб в кровь коленки. 

– Мамочка, тебе больно? Скажи где?

Мама отвернулась к окну.

– Нет, сыночка, просто лук резала…  

«Интересно, почему мама так часто режет лук?» – подумал Тимоша.

***

На следующий день жители большой страны узнали о том, что раненый мальчик умер. Все, что от него осталось – одна минута репортажа, самая страшная минута его маленькой жизни, когда он умирал на операционном столе. Новости неслись галопом: бодро, скороговоркой зрителям сообщили о том, что есть жертвы – новые безымянные жертвы – и среди них – дети. Из безопасного далёка зрители увидели разбомблённые дома: большие – многоэтажные и маленькие – частные. Потом гробы – много гробов. «Видите, какие у нас террористы», – мужчина в кадре сколачивал детский гробик.

В тот день сильно бомбили. По беззащитным домам мирных жителей били установки «Град». Потом, все, кто выжил, вышли на улицы разбирать завалы. Среди строительного мусора и свидетельств прежней безмятежной жизни – детских игрушек, книг и фотографий – никто не увидел в пыли листок, где неумело синим карандашом старательно было выведено  чье-то имя – Т И М А. Где нарисованное солнце светило на летящие строчки, написанные твердой взрослой рукой, – Тимочка, Тимоша, Тимофей Андреевич Русаков.

22 июня 2014

Источник: журнал МОЛОКО, № 9, 2014


Автор: Анна Челнокова
Все публикации