Павел ЖЕЛОНКИН

Владимир Михайлович, привет!

Вы уже не раз просили меня перейти на «ты», но как-то не получается: ведь мы с Вами хоть и с одной грядки взлетели, но орбиты у нас нынче разные. Вы ведь тоже в свое время ни Конецкого, ни Астафьева Витями, наверное, не называли. И потом дружеское  обращение заставило бы меня быть снисходительнее и закрыть глаза на некоторые огрехи. А я хочу быть независимым и эдаким въедливым аудитором, который сам глубоко копать не может, но блох разыскивает умело. Поэтому не обессудьте…

Ну, что? Начнем?

В предпоследней главе Вы пишите: “Подумалось, что лучше бы и не встречался с Людкой”. А я, закончив взахлебное чтение Вашей книги, первое, что подумал: лучше бы не читал…

Ну, за что Вы меня так??! По мусалам-то, по больным местам, не щадя да и давно уже лежачего? Стыдно сознаться,  давно ощущаю себя лишь обывателем, мещанином, пошлым созерцателем этой долбаной жизни, то есть стал задницей, прыщем да и только на больном теле моей страны, так что можете не рассчитывать на мои замечания и будете правы. Я не достоин кому-то что-то подсказывать. Ведь до чего дошло – порой жалею, что я русский (за что только такая судьба мне выпала?) испытываю легкое удовлетворение от того, что за эту нынешнюю Россию мне уже воевать не придется.

Читая, так настрадался, так наработался, что еще долго не потянет ни на что серьезное. А досуг провожу за «Гаргантюа и Пантагрюэлем», чтобы ни о чем не думать.

А впрочем, как сказал кто-то из великих, назначение искусства – не зализывать раны души, а дубасить дрыном по голове. И это у Вас получилось стопроцентно качественно.

Читается на одном дыхании. Вот если бы еще через две-три страницы не тянуло курить от остроты ощущений и собственной неспособности чем-нибудь и как-нибудь помочь.

По всему чувствуется, что Вы, работая над книгой, испытали полет вдохновения, радости от возможности высказаться (даже малым тиражом), а по окончании – чувство дикой усталости от проделанной работы. Мне кажется, своей книгой Вы так эмоционально выхлестнулись, что более сильной вещи Вам уже не написать (типун мне на язык), ведь в одну и ту же воду нельзя войти дважды. Своими почти дневниковыми записями, досуже смешанными в замысловатую канву, Вам удалось излить болящую душу совестливого человека. Спасибо Вам за это. Смею заверить, такие люди, для кого писалась эта книга, еще в России есть (по себе знаю).

А теперь к прозе жизни…

Думается, для повести, даже документальной, сюжетных линий многовато – на роман-эпопею наберется. И хорошо, что они коротенькие, а то выдохлись бы, наверное. А так из-за большого разброса в направлениях книги в некоторой степени напоминает мне Ваш сборник «Кают-компания», но, конечно, на более качественном уровне.

Тут Вы Л. Якубовича, хоть и слегка иронично, чудотворцем назвали. Думается, творить чудо – прерогатива Бога. А его с той же долей иронии можно было назвать «чудопольцем», или «полечудцем», или «чудопахарем», наконец  (все-таки на «поле» работает). Лично для меня Якубович давно уже стал эдаким телемачо, который, несмотря на внешнюю доступность, жирует на чужие деньги и при этом еще далеко не самые праведные чувства у людей культивирует, когда торгуется: “Что возьмете приз или деньги?”. Короче, не нашего он поля ягодка. А Вы его «чудотворцем»…

Мне показалось, даже на фоне других положительных действующих лиц книги, себя Вы несколько идеализируете по сравнению с остальными, грешными…

«Канайка…» Да, Вы автор. Вы вправе назвать свое детище как угодно, но я считаю, что название книги должно привлекать, заманивать читателя, вызывать у него необузданное желание прочесть книгу. А кого привлечет название ближнезарубежного захолустного населенного пункта?

Можно было бы скаламбурить и назвать (если уж Вам так хочется «Канай-ка» (в смысле – сваливай отсюда пока не поздно)). Ведь, в конце концов, Ваша книга не о казахском городишке, а о бедах и болях периферии многострадальной России. И тогда название книги стало бы актуальным призывом. Вот уже сын Б.А. Елесина, нашего общего знакомого, с семьей в Канаде живет. Бывший гендиректор «Дальрыбсистемотехники» В.Ф. Сачук в Штатах умер, прожив там более 10 лет. Владивостокские теннисисты О. Роменский и Г. Кулюкин в Израиль подались. Там же и Раф Гальдман, одни из первых дальневосточных профессоров-кибернетиков. Это только те, кого лично знаю.

«Канай-ка…» Да назови Вы так книгу, мы с Вами действительно были бы «одной крови. Вы и я». Помню, на какой-то митинг офицеров запаса, при монетизации льгот, переведенных из разряда федеральных пенсионеров в региональные, я гордо пришел с собственноручно исполненным плакатом на груди, на котором было крупно написано: «Мы тебе, Россия, такие не нужны… А ты нам нужна такая?»  Ведь вроде одно и то же, но у Вас было бы короче, действеннее, энергичнее…

Ну, ладно, пошутили и будет. Но еще хочется добавить – в качестве названия хорошо подошло бы «12-е отделение». Во-первых, это число удачно ложится на Ваш литературный обыгрыш сочетания этих роковых цифр. Во-вторых, каждому прочитавшему Вашу книгу становится ясно, что нынешняя проблемная Россия та же «Канатчикова дача» (где «настоящих буйных мало – вот и нету вожаков»), место которой в том же строю из 11-и лечебных отделений канайской психушки. А в-третьих, такое название позволило бы Вам войти в достойный круг авторов-любителей цифровой дидактики: «Палата №6», «17 мгновений весны», «9 рота», «1000 и одна ночь», «Бронепоезд 14-69», «13-й председатель», поэма «12» Блока, завершив которую он сказал о себе: «А все-таки я гений» (простите, не потому ли это число стало привлекательным и для Вас?).

Фу, Господи, опять на шутку сбился. Устал, наверное, писать, а потому заканчиваю.

Вопреки изложенному в прологе мнению В. Верстакова о напрасности пожеланий и замечаний (дескать уже поздно, книга опубликована), считаю, что «Канайка» имеет право на переиздание и значительно более крупным тиражом, и в одном из центральных российских издательств, чтобы быть доступной народу России, а не нескольким десяткам соседей по дому, товарищей по работе, единомышленников по мировоззрению. А для этого нужно:

– пробиться к какому-нибудь столпу нынешней российской литературы уровня Александра Солженицына, Станислава Куняева или хотя бы Анатолия Приставкина и уговорить написать вступительное слово;

– распиарить книгу в СМИ, даже если для этого нужно будет давать взятки;

– забыть о ложной скромности и смело претендовать на букеровскую (или какие там еще есть?) премию;

– добиться, чтобы книга была в плотном картонном переплете, а то в таком оформлении она недолговечна, как газета. А если для этого нужно увеличить объем, то можно обогатить текст фотографиями тех же Глебыча, Артамоныча, Гайдара, пограничных застав, служащих там людей, а также работами Джона Кудрявцева.

А под лежачий камень вода не течет.

И последнее. Все мною написанное – совсем не критический труд, а, наверное, весьма поверхностный отзыв об ярчайшем в моей понимании литературном протуберанце, который мне, любителю, посчастливилось увидеть на фоне ровного и явно меркантильного тления Марининых, Донцовых, Бушковых и пр.

P.S.: Если обидел чем Вашу тонкую поэтическую ранимую душу, оставляю за Вами право вызвать меня на дуэль. При этом Вы назначаете место и время, а за мной – выбор оружия.

Вызов можете прислать на мой домашний телефон 53-48-18. Звонить лучше после 22.00, но желательно до 23-х, чтобы я успел написать завещание и дать необходимые указания своему душеприказчику.

Честь имею. С глубоким уважением, Желонкин».

Владивосток

Из книги "Красная ветка"