Олег ШЕЛУДЬКО

Память сохраняет множество лиц, образов людей, так или иначе соприкасавшихся с тобой по жизни. Большинство этих людей приходят и уходят, кто раньше, кто позже (оставаясь, впрочем, существовать и живя своей жизнью в «большом» мире). Немногие, исключая родных, остаются годами и десятилетиями.

С Володей Тыцких мы знакомы и дружим больше 52-х лет. Первые годы общались достаточно часто, а потом жизнь раскидала чуть ли не по разным концам страны, и личные контакты почти прекратились (часто не виделись по несколько лет). Общение происходило на уровне писем, иногда чисто информативных, иногда развёрнутых, с рассуждениями и размышлениями по разным поводам. Интенсивность эпистолярного обмена также бывала различной, а в последние десяток-полтора лет, с развитием информационных технологий, вместо бумаги и ручки пришли электронная почта и мобильный телефон.

Итак, возвращаясь в начало, ноябрь 1961 года. Наша семья получила квартиру в новостройке на окраине города Усть-Каменогорска («Атомогорска», как он назывался в те времена в западной печати). Отец был геолог, и мы часто переезжали с места на место.  Так я и появился в начале второй четверти в 7-м классе школы №4.  Незадолго до этого в том же классе  оказался и Володя, поскольку его семья получила квартиру в соседнем доме (наши дома, насколько помню, были  едва ли не самыми первыми в том большом микрорайоне, который вырос там позже). Очевидно, в первоначальный момент, это нас и сблизило: оба новички в классе, живём рядом. Надо отметить, что Володя был  весьма контактным и коммуникабельным, ярко выраженный экстраверт – ничего не мог держать в себе, ему всё надо было выплеснуть наружу, обсудить, «обсосать», и всё это загораясь, взахлёб, с восторгом. Сейчас этого в нём осталось меньше: жизнь крепко проехалась по юношеским идеалам и восторженному восприятию жизни, он стал сдержаннее, спокойнее. Семья Володина какими-то отдельными моментами, фрагментами, и ощущением чего-то похожего на вокзальную жизнь: кто куда-то опаздывает, кто спит, кто шумит о чём-то, кто тихонько сидит в уголке. Мама – тётя Рая – добрая, пытающаяся изо всех сил сохранять и наполнять теплом домашний очаг. Отец – дядя Миша, запомнившийся мне почему-то  хмурым,  озабоченным. Средний брат – Алексей, резкий, критически настроенный ко всему, младший – Сергей, тогда ещё «мелюзга»,  оптимист, доброжелательно любопытный ко всему миру. Жизнь семьи в тот период (своего детства и отрочества) Володя хорошо описал в  рассказах разного времени. Интересы детей в таком возрасте бывают многообразны, и в их семье они не ограничивались. Помню, одно время Володя увлекался рисованием, пробовал даже писать маслом, участвовал в конкурсах и получал призы. По-моему, тогда же он начал писать и стихи.

Старая фотография. 1966 год, лето. Два юных, чистых, пока ещё не замутнённых ничем лица, хотя в Володе чувствуется уже какая-то наполненность, есть некий стерженёк во взгляде, что, в общем, неудивительно – он раньше столкнулся с реальной жизнью, раньше повзрослел. Помню, я даже немного завидовал ему тогда, поскольку он свободно проходил в кино на вечерние сеансы для «взрослых», а меня в силу совсем уж юного вида не пускали. По какому поводу решили запечатлеться в новой фотографии на улице Орджоникидзе, уж и не помню толком, кажется, в связи с окончанием Володей медицинского училища и предстоящим убытием новоиспечённого фельдшера к месту работы в посёлок Кок-Терек Больше-Нарымского района Восточно-Казахстанской области (где-то в юго-западных предгорьях Алтая). Население там было сельско-скотоводческое, в значительной степени казахи, еле говорящие по-русски, т.е. глубинка, каких глубже не бывает. Там он и проработал до призыва в армию единственным медиком на целый посёлок с окрестностями. Когда призвали, попал во флот – Тихий океан, остров Аскольд; случайность, а может и нет, определившая последующую жизнь.  Проходя службу, принял решение идти по жизни дальше военным. Почему – тому было много причин, о которых чётко сказать может  только он сам. Вообще, насколько знаю, он всегда хотел писать – быть журналистом, если получится – писателем; житейская профессия для этого даёт какой-то материал, но не является определяющей. У него получилось.

Писали и пишут многие. Цели и движущие мотивы у всех свои и разные. Кто-то хочет самовыразиться, кто-то прославиться и быть услышанным всей страной, кто-то призвать к чему-то народ или власть, кто-то напомнить о том, что уходит, о том, без чего жить нельзя… и ещё множество различных поводов. При этом всех пишущих можно разделить на две основные категории: тех, кто в своём развитии (а меняются и развиваются в каком-то направлении с течением времени абсолютно все) встраиваются в окружающую действительность, приспосабливаются к ней, учитывают превалирующие в обществе взгляды и нормы и пишут с учётом всего этого, и тех, кто также развиваясь,  пишут, опираясь только на  своё внутреннее  чувство правды и правильности или неправильности происходящего, зачастую не совпадающие с окружающим ходом событий и порядком вещей. Вторых значительно меньше, и Володя принадлежит как раз к ним.  В своём развитии он тоже прошёл немалый путь от советского патриотизма и прославления могущества родины к душевной боли за простых людей, на которых всё держится и которых родина (точнее власть)  бросила и не видит до сих пор. Сколько правильных слов о том, что надо думать и работать в интересах простых людей слышится с высоких трибун. Но слова – одно, а дела – другое.  По реальным действиям власть предержащих и «слуг народа» любому здравомыслящему человеку видно, что действительные интересы людей внизу, народа, для властей всех уровней, дай бог, где-нибудь на десятом месте после геополитики, государственных интересов, финансовых, профессиональных, личных – да каких угодно… Хорошо, что встречаются всё же люди, которые по мере своих сил и возможностей делают что могут и умеют для всех забытых и покинутых, а где-то и обманутых большой и малой властью людей, не требуя ничего взамен.  Володя как раз из таких людей.

Почему-то запомнился один разговор ещё из школьных времён. Очевидно, Володя излагал мысли, почерпнутые из разговоров отца и его друзей, излагал увлечённо и с пылом. Речь шла о том, каким образом можно изменить власть, чтобы она соответствовала интересам общества, а не элиты, являлась не тормозом, а инициатором прогрессивного развития всех людей и отношений в обществе. Рецепт предлагал внедрять во властные структуры людей порядочных, честных, с твёрдыми морально-нравственными устоями, которые постепенно, изнутри, меняли бы саму сущность власти, делая её реально слугой народа, всех людей, а не прослойки аппаратчиков и чиновников (номенклатуры, как это тогда называлось). Я об этом тогда ещё и не задумывался, но отнесся к такому предложению скептически. Во-первых, надо ещё найти  людей, чтобы они  были именно такими по сути, а не представлялись ими; во-вторых, все люди, попадающие во власть, начинают играть по её правилам, иначе они оттуда изгоняются (в лучшем случае).  А оставаться там на положении тайного агента, это значит всё равно мимикрировать, т.е. действовать так же, как все вокруг, иначе тебя быстро вычислят – это «чужой». И где тогда это «положительное влияние изнутри»?  И, как мне кажется, жизнь дала Володе возможность самому испытать этот рецепт. В  90-х годах он стал секретарём Приморской писательской организации. В ранге такового  имел доступ к высшим чинам Приморья, часто бывал в Москве, где много встречался с небезызвестными людьми. Эта должность, с одной стороны, дала ему возможность общения со многими действительно интересными, даже знаменитыми личностями тех времён; с другой стороны, показала внутреннюю кухню власти как в писательской организации, так и на государственном уровне, пусть и в частностях. Кухню весьма неприглядную. Чтобы продолжать оставаться там, надо было признавать эти самые «правила игры» и действовать в соответствии с ними.  Или оставайся и веди себя как принято, или уходи. Но это никак не совпадало с внутренним чувством порядочности, справедливости для всех, а не только для касты избранных. И он ушёл. Так и закончилось хождение Владимира Михайловича Тыцких во власть, хотя внешние причины, на поверхности,  были совсем другие. Может и ошибаюсь, но мне почему-то кажется, что главной причиной, возможно, даже не совсем осознаваемой им самим, было именно внутреннее несовпадение основ личности с требуемыми для нахождения в нынешней власти поступками и поведением в целом. Давить себя в угоду этой властно-паразитарной прослойке Володя не мог, да и не хотел.  И правильно. Под них надо не подлаживаться, а противостоять.  Противостоять им можно по-всякому, но главное – не идти у них на поводу и оставаться самим собой. Как раз это в нём многим конъюнктурщикам и власть предержащим и не нравится.

Жизнь все прошедшие годы ставила перед Володей разные препятствия (которых было немало), подбрасывала искушения (которых было не так уж много), заставляла пройти через тяжёлые испытания. Через всё это он прошёл с достоинством, не уронив чести, не опускаясь до нытья, сетований на судьбу. Это стоило немало сил, здоровья. Но жизнь продолжается, и надо снова делать то, что умеешь, и снова стараться вдохнуть в молодые (и не только в молодые) души искорку любви к литературе, поэзии, культуре и попросту к людям, чтобы они сумели противостоять плохому и в своих душах, и в окружающем мире; надо снова и снова думать, чем и как помочь знакомым и незнакомым людям, которые достойны человеческой жизни, а не борьбы за выживание – и делать всё это не жалея своей энергии, времени, сил, зачастую отнимая их у своей семьи и творчества.

Здоровья, понимания и поддержки тебе на твоём пути, Володя!

пос. Богородское

Из книги "Красная ветка"