Вернулась я на родину... Вернулась - ужаснулась. Родина, конечно, без меня проживет. А я?

В отпуск я всегда уезжаю на юг Воронежской области. Здесь вкусные, сочные, мягкие названия городов - Калач, Богучар. Лихие и угрюмые деревни - Пришиб, Медвежье, Бычок. И почти растворились старые, вишневые хутора, потерянное кулацкое счастье. Пропали и колхозы "Путь к коммунизму", сбились с дороги, переименовались в "Рассветы". Хотя, судя по их финансовому состоянию, рассветные зори были перепутаны с закатными. Но все же разор и нагота не зияют и не бросаются в глаза. Люди украсили себя турецкими нарядами, а поля расцветились сурепкой. Родина, родина...

И вот полуденное пекло. У речки, под пыльными вербами, легли коровы, дожидаясь хозяек с подойниками. Поодаль, на берегу, отдыхающий шум, высокие брызги, мельтешение загорелых тел, возбуждающая прохлада воды, южная многолюдность. И - мат-перемат. Ругаются: мужики в просторных семейных трусах (такие теперь, наверное, уже и не выпускают); сопляки-дошкольники, перекупавшиеся, тянущие украдкой (а кто и в открытую) синими губами "бычки"; молодняк подростковый и юношеский с выпирающим пунктиром позвонков на спине; невесты на выданье, знающие себе цену; тертые бабы; благополучные на вид семьи с младенцами... Речка так обмелела и затинилась за последние годы - некому чистить. А из жизни уходит возвышающая красота. Сельские нравы никогда не отличались изяществом. Но раньше какое-никакое грубое рыцарство существовало, и мужики шугали салажат из трудных семей за матерщину. И сами придерживались. А сейчас мужикам не до воспитания - на речку прикатывают с безотказными, задорными подругами. Все разрешено. Никакого общества потребления у нас никогда не будет - народ склоняют к оседлой бескрылости, а он, конечно, доходит до крайности. Люди наши до умиления наивные.

Автобусы по району сократили, и - делать нечего - приходится добираться на попутках: джипы, грузовики, "пирожки", "козлы"... Водители теперь легко, без вступительного слова о погоде, не смущаясь, предлагают пруд, речку, дачу, пасеку для совместных развлечений, где будет либо "хорошо", либо "гарно". Сначала после таких бесед я бросалась дома к зеркалу, искала в себе черты зовущей порочности; потом, понаблюдав за местными нравами, успокоилась. "А зачем жить? - откровенничал один из таких таксистов на битых "Жигулях", - баба, водка и селедка". ...А философ Ильин говорил: "Жить, чтобы любить, творить и молиться"... Я спросила у водителя: "Но ведь так не может продолжаться вечно? Даже полярная ночь кончается!" - "Вообще-то да. Но пока так".

На местном рынке в базарные дни раскованно расхаживают разнаряженные, веселые женщины без огородного загара и с немыслимым в наших местах маникюром. Гетеры, гейши, куртизанки и содержанки. Образу их жизни вслух завидует консервативная, семейная часть женского контингента: "Умеют... За деньги, зато свет видели. А тут за бесплатно пьяная харя в ухо дышит. Огород, хозяйство, банки - все в одни руки. Те хоть знают, за что терпят. А мы за что?!"

Ну вот... А я вечером выйду на крыльцо, задеру голову - серебрист небесный океан. Гаснут закатные волны, а от края и до края плещутся грозовые, ни одной звезде сквозь них не пробиться. Лишь месяц, золотая и отважная лодчонка, давным-давно растерявшая гребцов, кувыркается и всплывает, тонет и восходит на гребни, пропадает и упрямо пробивается по извечному курсу. Родина, родина... Каждый раз возвращаюсь я сюда и поражаюсь нашему небу - высокому и необьятному. Только наш воронежский Никитин мог сказать так восторженно и державно: "Под большим шатром голубых небес..." и - задохнуться от счастья и боли.

А я все думаю: что же нам останется от родины? Небо, одно только небо.

1997

Другие эссе, рассказы, статьи Лидии Сычёвой читайте здесь

Книги здесь или здесь